Александру Васильевичу Суворову пришлось сопровождать пленного Пугачева до Симбирска. Это была особая, в первую очередь, политическая миссия. Пугачев был не единственным, лишь самым удачливым самозванцем. Нужно было показать народу , что он никакой не царь. Для этого Пугачева неспешно везли в открытой тесной клетке, в которой он не мог даже встать в полный рост. Согбенная поза подчёркивала унижение. Вождя восставших не пытали и не били – это могло бы вызвать в народе ненужную жалость. Его подчёркнуто наряжали в «мужичью» одежду, неплохо кормили, но при этом не давали ни вилки, ни ложки, и «царь» вынужден был на потеху выгребать суп руками.

1 (14) октября 1774 года пленника доставили в Симбирск. Это был день большого праздника, Покрова Пресвятой Богородицы.  Встречу Пугачева организовали против Спасского женского монастыря, в начале Верхне-Чебоксроской (ныне Бебеля) улицы. Генерал-аншеф граф Панин, главнокомандующий правительственных войск, грозно спросил Пугачева, как посмел, он, вор, назваться именем государя императора? Емельян Иванович в ответ удачно скаламбурил, что «ворон ещё летает», намекая на продолжавшуюся, вплоть до лета 1775 года, крестьянскую войну. Удачная шутка стоила ему порядочного клока бороды, вырванного рассердившимся графом.

Интересно, что сразу по прибытии Пугачёва в Симбирск Панин распорядился выделить ему художника для изготовления портрета самозванца для императрицы Екатерины II. Имя художника в истории не сохранилось. На первом портрете Емельян Пугачёв был изображён в нагольном тулупе, отороченном белым мехом, в розовой рубахе. Тёмно-каштановые волосы подстрижены по-казачьи, небольшая борода, на правой руке видны кандалы и цепь, которой Пугачёв был прикован к стене тюремной камеры. Лицо худощавое и смуглое, взгляд прямой, художнику удалось передать живой и выразительный образ предводителя восстания.

Первый экземпляр портрета был готов 9 октября и направлен Паниным в адрес Григория Александровича Потёмкина с целью представления его императрице Екатерине II. Панин писал Потёмкину, что, возможно, императрице будет любопытно посмотреть на самозванца, доставившего ей столько хлопот. В письме брату, президенту Коллегии иностранных дел Никите Ивановичу Панину, Пётр Иванович сообщил об отправке портрета Потёмкину, и что «естли вы любопытны его (Пугачёва) харю скорее спознать, то можете её там увидеть». В этом же письме брату Панин, тем не менее, довольно уважительно отозвался о пленном мятежнике: «Надобно и в злодействе дать ему справедливость, что дух он имеет бодрый, который бы мог быть весьма полезен, естли бы обращён был не во зло, а в добро». Судьба данного первого портрета Пугачёва осталась неизвестной. Но в исторических документах прослеживается путь нескольких последующих копий, выполненных в тот же период в Симбирске. Один из них сейчас хранится в Ульяновском областном краеведческом музее.

Пугачев провёл в Симбирске целых 25 дней. Задержку вызвали как следственные мероприятия, так и осенняя распутица; надо было ждать заморозков, чтобы не утонуть при тогдашнем бездорожье. Его содержали в доме, располагавшемся на месте современного драмтеатра, о чём гласит соответствующая мемориальная табличка на здании, но только не в подвале, как принято писать в соответствующей литературе. Власти было важно сохранить Пугачева бодрым и здоровым до будущего суда (и казни!), чему совсем не способствует подвальный климат. 

Нет, он находился, заключённый в ту же самую клетку, на первом этаже, под бдительным караулом, причём любой желающий в специально отведённое для этого время мог прийти и поглазеть на Пугачева. Зрелище привлекало массы симбирских дворян. Один из них, на редкость плюгавый и неказистый, взялся осыпать «царя» отборными ругательствами. Емельян зло усмехнулся в ответ: «Да, много я на своем веку перевешал вашей братии, но такой мерзкой образины досель не видывал!» Дворянчик заткнулся…

25 октября (по старому стилю) Пугачёва под охраной Смоленского драгунского полка отправили в Москву, где он был казнён 10 января 1775 года.

Некоторые историки считают, что существование кладов, в которых Емельян Пугачев и его сторонники скрывали деньги и драгоценности, не только возможно, но и, с точки зрения логики исторических событий, вполне естественно.

Обстоятельства принуждали Пугачева постоянно передвигаться – ему нужно было поднимать восстание во все новых регионах России, одновременно избегая столкновения с царской армией. По ходу своего передвижения Пугачев получал значительные ценности: разграбленные дворянские усадьбы, захваченные казенные деньги во взятых городах, долю, которую грабившие зажиточных горожан и купцов пугачевцы отдавали на общее дело, и так далее. Так что первое условие появление кладов – наличие ценностей – выполнялось. Выполнялось и второе условие – необходимость в наличии тайных хранилищ сокровищ. Во-первых, при необходимости быстрого перемещения Пугачеву и его ставке некогда было возить с собой крупные партии денег, золотых и серебряных украшений. Во-вторых, нужно было всегда помнить о риске военного поражения – в этом случае тайники должны были помочь снова собраться с силами и организовать продолжение борьбы, а при необходимости и скрыться от властей. В-третьих, восстание Пугачева состояло из множества локальных восстаний, средства на поддержание которых могли понадобиться в любой момент в самых разных регионах.

Так, с эпохой Крестьянской войны 1773–1775 годов под предводительством Емельяна Пугачева связано немало легенд и рассказов о кладах, будто бы зарытых в разных местах Симбиского-Ульяновского края.

В окрестностях деревни Старый Салаван, находившейся на месте современного посёлка Новочеремшанск в Новомалыклинском районе, в феврале 1774 года был разгромлен отряд пугачевского атамана Ильи Арапова. В декабре 1773 года Арапов захватил и разграбил Самару.

Перед боем, гласит местная легенда, пугачевцы спрятали в окрестностях захваченные ценности, оружие и отрядную казну – спустили вещи и деньги в прорубь на одном из многочисленных в этой местности озерков или болот. За припрятанным владельцы, по обыкновению, не вернулись…

Кстати, рассказывали о том, как «поднялся» в эпоху Пугачевского бунта помещик Кротков, владелец села Ишеевка, и без того один из самых богатых людей в Симбирском крае. «Одна из шаек Пугачева пошла на Симбирск и уже была недалеко от него, — рассказывает архивный документ. — Кротков со своими крестьянами ушел в лес и там дожидался ухода разбойников. Пугачевцы сделали на гумнах Ишеевки привал, но будучи застигнуты гусарами, бежали, оставив награбленное в Казани имущество, состоявшее из золотых и серебряных вещей, драгоценных тканей и мехов. Гусары, в пылу преследования, не заметили этих богатств, и все они достались Кроткову».